Примат тайны

В литературных (включая драматургические) теориях часто пишут о конфликте (конфликтах) как о движущей силе произведения. В этом много правды, да. Но всё же, смею полагать, конфликт всегда вторичен. Первично нечто другое. И это другое — тайна. Вполне могу представить себе произведение без конфликта. Или с надуманным, за уши притянутым конфликтом. А вот без тайны — никак. При этом под тайной понимается не нечто скрываемое, а просто неизвестность, неопределённость. Поженятся или нет? Сумеет выкрутится или нет? Выведут на чистую воду или нет? Вернётся или нет? Хватит смелости или нет? Что сказал покойник? Эти и им подобные вопросы являются истинными движителями сюжета. А конфликт — лишь один из множества инструментов, помогающих управлять восприятием тайны. Этот инструмент используется наиболее часто, да. Но это не свидетельствует о его единственности. 

 

В той или иной форме это признают и многие теоретики. Вот, например, А. Митта в своей известной книжке пишет: «В драме мы балансируем между явным и загадочным, обыденным и спектакулярным. Мы хотим раскрыть тайны людей, но так, чтобы это происходило естественно, как будто само собой. Для этого есть только один путь — действия людей в конфликте». Один тут возможен путь или несколько — вопрос спорный. А вот примат тайны обозначен верно.  

 

Или вот другой фрагмент из той же книжки Митты:

 

«Как-то я поделился соображением об универсальном действии этого «вдруг» с приятелем, известным фантастом Киром Булычевым. Он сказал:

— О, я всегда работаю с этим. Только у меня другая формула, не «вдруг», а «это не мама». Приходит мальчик домой, стучит в дверь, кричит: «Мама, открой — это я!» Дверь медленно открывается. А это не мама. 

— А кто?

— Уже интересно?»

 

Это Митта пишет о драматургической перипетии. А получается — о тайне.